Главная > Книга

Уполномоченный по правам человека в российской федерации российской федерации фонд первого президента россии издательство

12 3 4 5 ...40 следующая →

Смотреть полностью

Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации

Государственный архив Российской Федерации

Фонд Первого Президента России Б.H. Ельцина

Издательство

«Российская политическая энциклопедия»

Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал»

Институт научной информации по общественным наукам РАН

Редакционный совет серии:

Й. Баберовски (Jörg Baberowski),

Л. Виола (Lynn Viola),

А. Грациози (Andrea Graziosi),

A. А. Дроздов,

Э. Каррер Д'Анкосс (Helene Carrere D'Encausse),

B. П.Лукин,

C. В. Мироненко,
Ю. С. Пивоваров,
А. Б. Рогинский,

Р. Сервис (Robert Service),

Л. Самуэльсон (Lennart Samuelson),

А. К. Сорокин,

Ш. Фицпатрик (Sheila Fitzpatrick), О. В. Хлевнюк

_{ГЕННАДИЙ КОСТ}_{ЫРЧЕНКО}

Сталин против

^{«КОСМОПОЛИТОВ»}

_Власть

и ЕВРЕЙСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ

_{в СССР}

росспэн

Москва 2010

УДК 94(47)(082.1) ББК 63.3-36

К71

Костырченко Г. В.

К 71 Сталин против «космополитов». Власть и еврейская интеллигенция в СССР. / Г. В. Костырченко. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2010. - 415 с, ил. - (История сталинизма).

ISBN 978-5-8243-1103-7

Книга - результат последних научных исследований автора, известного специалиста по сталинской «еврейской политике», избравшего на сей раз в качестве центральной темы исполненные противоречий и драматизма взаимоотношения диктаторского режима с еврейской интеллигенцией. Автору удалось пролить свет на такие, до сих пор затемненные множеством тайн, ключевые эпизоды этой истории как попытка создания еврейской республики в Крыму, трагическая гибель еврейского артиста Соломона Михоэлса, репрессии против представителей интеллектуально-культурной элиты еврейского происхождения, апофеозом которых стало знаменитое «дело врачей». Использование ранее недоступных архивных источников дало возможность автору провести более качественный анализ, в том числе и по упомянутым сюжетам. В целях эффективного восстановления исторической правды была задействована и методология научной полемики, порой весьма острого характера.

УДК94(47)(082.1) ББК 63.3-36

ISBN 978-5-8243-1103-7 © Костырченко Г. В., 2010

«Чтоб не прослыть антисемитом, Зови жида космополитом».

(Из номенклатурного юмора послевоенного времени)

ВВЕДЕНИЕ

Сейчас, когда еврейский вопрос, так остро стоявший в политической истории России на протяжении последних двух столетий, худо бедно разрешившись, перестал быть раскаленным, необходимо без гнева и пристрастия разобраться в том, что XX веке составляло его сердцевину - в феномене российской интеллигенции еврейского происхождения (ИЕП), до сих пор во многом продолжающимся оставаться непознанной «вещью в себе». Между тем, очевидно, что история нашей страны в новейшее время творилась при существенном, а иногда и ключевом участии этого социально-национального слоя, что игнорировать невозможно. Показательно, что до сих пор не утихают споры (порой весьма горячие!), и не только между историками, о роли евреев в русских революциях, об их участии в руководстве большевистской партии, в управлении страной, их вкладе в развитие отечественной науки, культуры, техники, экономики, в победу в Великой Отечественной войне, а также по поводу масштабов Холокос-та, других во многом знаковых событий и явлений. Поскольку существовал официальный запрет на исследования по «так называемому» еврейскому вопросу, пролить на все это свет научно-исторической объективности очень долго у нас не представлялось возможным. В результате в отечественной историографии образовался существенный пробел, без преодоления которого трудно считать наши представления как конкретно об этой этнополитической проблеме, так и в целом о советском прошлом научно корректными.

Нет нужды доказывать, что в сложном переплетении судеб народов мира, которым отмечено XX столетие, русско-еврейская конвергенция была одной из самых масштабных, исторически резонансных и, конечно, драматичных. И это еще один немаловажный аргумент в пользу того, что историческое исследование, посвященное «передовому отряду» этой конвергенции - советской ИЕП - безусловно актуально. Подобные труды необходимы и потому, что позволяют скорректировать существующие, во многом еще поверхностные и противоречивые, представления о советском прошлом. Нет нужды доказывать,

что в происходившем в XX столетии сложном переплетении судеб народов мира русско-еврейская «конвергенция» была одной из самых масштабных, исторически резонансных и, конечно, драматичных. И это еще один немаловажный аргумент в пользу того, что историческое исследование, посвященное «передовому отряду» этой «конвергенции» - советской ИЕП - имеет безусловную актуальность. Подобные штудии важны и потому, что позволяют скорректировать существующие во многом еще поверхностные и противоречивые представления о механизме социально-национальных изменений, происходивших в ходе генезиса власти и общества в СССР, где полиэтнизация властной и интеллектуальной элит в явилась ответом на модернизационный вызов XX века. То, что Россия ныне столкнулась с аналогичными императивами, продиктованными теперь не только потребностью в очередной модернизации, но и набирающей силу глобализацией, еще более увеличивает ценность данной работы.

Отечественная историография. Сложилось так, что полноценных научных исследований по истории взаимоотношений власти с еврейским населением (в том числе и с интеллигенцией соответствующего происхождения) в СССР не проводилось. Правда, в первое пятнадцатилетие советского режима вышел ряд пропагандистско-социологических работ, затрагивавших эту тему¹. Однако, объявив в середине 1930-х гг. об успешном разрешении еврейского вопроса, советское руководство сочло, что поскольку эта национальная проблема исчерпана, любое ее обсуждение в дальнейшем не только нежелательно, но и идеологически вредно. Эта позиция еще более ужесточилась в конце 1940-х гг., когда еврейская национально-культурная элита стала восприниматься в верхах как потенциальная «пятая колонна» Запада. И хотя после смерти Сталина положение смягчилось, исследования по исторической иудаике² несли на себе печать негласного официального табу вплоть до конца 1980-х гг. В советских исторических сочинениях периода так называемого «застоя» евреи если и упоминались, то только тогда, когда из пропагандистских соображений необходимо было, например, подкрепить тезис о царской России как «тюрьме народов», где великодержавный шовинизм и антисемитизм использовались, чтобы отвлечь трудящихся от классовой борьбы или в тех случаях, когда требовалось вскрыть «исторические корни» сионизма как «инструмента экспансии международного империализма»³.

Начиная с «хрущевской оттепели», когда идеологический контроль партии перестал быть тотальным, темой «еврейской политики» Сталина заинтересовались авторы из числа появившейся тогда в СССР диссидентской оппозиции, причем почти исключительно с це

лью дискредитации власти. Такой политический крен, продиктованный во многом условиями холодной войны, не мог не обернуться определенной научной ущербностью. Однако подобные сочинения сыграли и позитивную роль, хотя бы потому, что неподцензурная мысль объективно противодействовала окостенению исторического сознания советского общества. Пожалуй, первой такой «будоражащей» ласточкой была вышедшая в 1971 г. в Нью-Йорке книга Р. А. Медведева «К суду истории. Генезис и последствия сталинизма», в которую был включен подготовленный для самиздатского журнала «Евреи в СССР» очерк об антиеврейских репрессиях властей⁴.

Та же тема интересовала и А. И. Солженицына, который в парижском (1973 г.) издании «Архипелага ГУЛАГ» писал о подготовке Сталиным в 1953 г. переселении евреев в Сибирь. Правда, видимо, сомневаясь, в отличие от Медведева, в реальности такого плана, вспомнил о нем как о чем-то гипотетическом и с оговорками. С годами этот скептицизм усилился: в переизданном в 1991 г. «Архипелаге ГУЛАГ» об этой версии уже не упоминалось⁵. Наибольшей политизированностью, а значит и наименьшей достоверностью отмечена вышедшая в 1981 г. в Нью-Йорке книга А. В. Антонова-Овсеенко «The Time of Stalin: Portrait of Tyranny» (русский аналог известен как «Портрет тирана»)⁶. Выход в 1982 г. в Лондоне книги фрондировавших историков-профессионалов М. Я. Геллера и А. М. Некрича «Утопия у власти» знаменовал собой некоторый историографический прогресс (в плане качества подбора и анализа фактов), что, впрочем, не уберегло это сочинение от недостатков, в том числе и серьезных. Помимо концептуальных ошибок книга изобиловала и многочисленными фактографическими «ляпами»⁷. Из работ, вышедших до 1991 г. за границей, не устарела только методологически добротная книга М. С. Восленского о генезисе советской номенклатуры⁸.

Со второй половины 1980-х гг., когда СССР захлестнула политическая либерализация, устоявшиеся парадигмы и «каноны» истории стали пересматриваться уже и самими советскими верхами. Для «избранных» приоткрылись архивы властных структур партии и государства. В результате в «Известиях ЦК КПСС», других партийных изданиях, начали публиковаться подборки документов, составленные не в привычной агитпроповской манере, а идеологически нейтрально, появились статьи, уснащенные новой фактографией, Одна из таких работ - всесторонне фундированная и глубоко аналитическая статья Ю. С. Аксенова «Апогей сталинизма: послевоенная пирамида власти»⁹ - представляет наибольшую ценность для данного исследования. Уже в 1990-е гг. в результате более углубленного освоения но

вой архивной информации в той же аналитической стилистике была подготовлена работа О. В. Хлевнюка «Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы» (М., 1996).

В «позднюю перестройку» ревизии подверглась и исполненная ригоризма официальная позиция полного отрицания еврейской проблемы в СССР. В декабре 1988 г. Политбюро ЦК КПСС официально квалифицировало сфабрикованное после войны «дело Еврейского антифашистского комитета (ЕАК)» как преступление сталинизма¹⁰. А спустя два месяца в газете «Советская культура» появилась дискуссионная статья В. И. Носенко и С. М. Рогова, которые впервые констатировали: «По существу сталинская административно-командная система была готова обратиться к испытанному орудию реакции - к антисемитизму. Для поддержания в стране атмосферы ";обостряющейся классовой борьбы"; требовались новые ";враги народа"; - выискивать их теперь стали не по политическим, а по национальным признакам»¹¹. Однако последние советские руководители, пойдя на осторожное признание антисемитской интенции сталинского режима, на большее не решились¹².

«Архивная революция» конца 1980-х - начала 1990-х гг. породила целый поток литературы, переосмысливавшей советский исторический опыт через призму анализа сталинизма. Писали о нем как профессиональные историки¹³, так и публицисты¹⁴. В этих книгах - где кратко, а где и подробно - авторы дали собственное видение послевоенной еврейской проблемы в СССР. Причем, в публицистических сочинениях это имело политизированный характер - или консервативно-почвеннический (В. Кожинов, Платонов О. А.), или либеральный (Э. Радзинский), что не могло не обернуться схематизмом и умозрительностью выводов, а также фактографическими аберрациями.

Одной из первых таких работ явилась небольшая книга Е. Ю. Зубко-вой «Общество и реформы 1945-1964». Автор попыталась воссоздать по возможности живую (отражавшую конкретные настроения в социуме) картину позднего сталинизма. И хотя антиеврейская составляющая политики Сталина в книге специально не рассматривалась, этот аспект все же был затронут, в частности, посредством анализа реакции населения на пропагандистскую кампанию, сопровождавшую «дело врачей»¹⁵. В том же «социально-историческом» методологическом ключе написана и статья Г. А. Бордюгова «Сталинская интеллигенция. О некоторых способах и смыслах ее социального поведения»¹⁶.

Научные наработки конца 1980-х - начала 1990-х гг. были осмыслены и обобщены в учебном пособии для вузов «Курс советской истории. 1941-1991», вышедшем в 1999 г. под редакцией А. К. Соколова.

Там в разделе «Борьба с ";безродными космополитами";» раскрывалось основное содержание послевоенной политики Сталина в отношении как интеллигенции в целом, так и той ее части, которая этнически была связана с еврейством. Обоснованными представляются выводы автора о том, что при Сталине «...в государственную политику был внесен элемент антисемитизма», и что «антисемитский характер репрессий был санкционирован лично Сталиным»¹⁷.

К удачным работам последнего десятилетия по политической истории послевоенного СССР по праву можно причислить книгу Р. Г. Пихоя «Советский Союз: история власти. 1945-1991», которая «работает» прежде всего на формирование научного, объективного представления о феномене сталинизма. Рассмотрению послевоенного конфликта власти с ИЕП посвящен специальный раздел книги «Государственный антисемитизм», в котором кратко излагаются основные моменты соответствующей политики Сталина, вполне резонно увязывавшейся с «разборками» в высших номенклатурных слоях¹⁸.

Существенным вкладом в научное осмысление истории позднего сталинизма стала монография А. А. Данилова и А. В. Пыжикова «Рождение сверхдержавы: СССР в первые послевоенные годы». Что касается еврейской проблемы, то, по мнению ученых, она возникла в ходе поисков мотивации для послевоенной идейно-политической мобилизации советского общества, которое ориентировали на поиск и разоблачение очередных «врагов», в числе которых как «очень удобная мишень» оказались и евреи. Особенно очевидным это стало в разгар «дела врачей», когда страну захлестнула шпиономания, «замешанная на изрядной порции антисемитизма»¹⁹.

Наряду с общими работами по истории сталинизма в последние пятнадцать лет было опубликовано немало исследований о конкретном влиянии этого феномена на отдельные сферы интеллектуальной деятельности советского общества - литературно-культурную²⁰, научную²¹, общественную²². После войны эти сферы оказались в эпицентре пропагандистских кампаний, в том числе и с антисемитской подоплекой, и авторы этих работ так или иначе отразили это обстоятельство.

Другой историографический «блок» составили вышедшие после 1991 г. книги и статьи по послевоенной истории советских репрессивных органов, являвшихся важным инструментом реализации «еврейской политики» Сталина²³.

Дискурс по проблематике сталинизма протекал столь интенсивно (были написаны сотни, если не тысячи статей и книг по этой теме), что появились отдельные издания, обобщающие результаты работы историков в этом направлении. Одной из самых заметных публика

ций такого рода стала книга «Историография сталинизма», в которой наибольший интерес (в плане методологии историографического анализа) для данного исследования представляют статьи А. А. Данилова, Д. А. Аманжоловой и Б. И. Поварницына²⁴.

С приращением общих знаний о сталинизме синхронно, еще со времен «поздней перестройки», шло научное освоение и «еврейского сегмента» этого феномена, ставшего, собственно, основным предметом данного исследования. За прошедшие с тех пор годы отечественные авторы опубликовали целый ряд научных и научно-популярных работ по этой проблематике²⁵, что стало существенным вкладом в мировую историческую иудаику, которой до того в дисциплинарном плане в нашей стране не существовало²⁶. Немаловажное значение для развития этого направления имел интерес, проявленный к нему А. И. Солженицыным, автором знаменитой «Образо-ванщины» (1974 г.) - памфлетного укора советской интеллигенции за бездуховность - и выход в 2001-2002 гг. его двухтомника «Двести лет вместе»²⁷, имевшего немалый резонанс в обществе. Однако в итоге бурного обсуждения большинство специалистов склонилось к тому, что этот труд, хотя и произвел позитивный просветительский эффект, в научном отношении далек от совершенства. Тем не менее, по качеству осмысления исторического материала книга значительно превосходит появившееся одновременно аналогичное сочинение И. Р. Шафаревича: идеологизированное, выдержанное в консервативно-охранительном духе тенденциозное издание, изобилующее фактическими неточностями и ошибками²⁸. Однако даже в нем, пусть и со «смягчающей» оговоркой, все же признается факт «притеснения евреев» при Сталине. Еще одним позитивным моментом стало отвержение Шафаревичем (как, впрочем, и Солженицыным, и Ж. Медведевым) легенды о так называемом сталинском плане депортации евреев в 1953 г.²⁹

Свое скептическое отношение к этому мифу не скрывал и руководитель научно-просветительского центра «Холокост» И. А. Альтман³⁰. В 2002 г. вышел в свет его труд «Жертвы ненависти» - первое фундаментальное научное исследование по истории Холокоста на территории СССР. В этой работе реконструировано исполненное явных противоречий отношение сталинского режима к творимому гитлеровцами геноциду евреев, а также проанализирована реакция на него советской интеллигенции (в том числе и еврейского происхождения)³¹.

Зарубежная историография. После «закрытия» «еврейского вопроса» в СССР в середине 1930-х гг. вскоре было свернуто и научно-историческое освоение этой темы; в результате западные иссле

дователи проблемы оказались в роли «монополистов». Причем, на первых порах они рекрутировались в основном из среды русско-еврейской эмиграции, чьи соответствующие научные организации до конца 1930-х гг. размещались в Европе (Берлин, Париж), а затем - в США (Нью-Йорк). Публикацией ряда сборников научных статей, эти структуры заложили фундамент западной историографии проблемы³². Одним из научных лидеров этой эмигрантской плеяды историков был С. М. Шварц. В его творческом наследии особо важное место занимает вышедшая в 1952 г. книга об антисемитизме в СССР, насыщенная корректной фактографией, в том числе и статистико-демографическими данными, и до сих пор не утратившая научного значения. Одним из ключевых в ней был вывод о том, что «во второй половине 30-х гг. началось... пробуждение нового антисемитизма...». По мнению Шварца, это был «ползучий, сначала, может быть, только полуосознанный антисемитизм верхнего слоя советской бюрократии, избегавший открытых проявлений и выражавшийся в основном в оттеснении евреев на задний план во всех сферах советской жизни»³³. Начиная с 1960-х гг. к изучению на Западе истории советского «еврейского вопроса» все активней подключаются исследователи, не связанные с российской эмиграцией. Одним из наиболее авторитетных таких ученых был С. У. Бэрон, издавший довольно поверхностную и содержавшую массу фактических ошибок книгу «Русские евреи при царях и Советах»³⁴. Работа была подготовлена по канонам советологии - возникшего в годы холодной войны в западной политологии направления, имевшего существенную пропагандистскую составляющую, что не могло не снизить ее научный уровень.

Существенно более добротным в исследовательском плане (в сравнении с сочинением Бэрона) является труд Н. Левин - объемистый двухтомник «Евреи в Советском Союзе с 1917 года» (1988 г.)³⁵. Однако и в нем ощущается определенное пропагандистское влияние, хотя бы даже в формулировке подзаголовка книги - «Парадокс выживания». Эта ключевая фраза во многом и предопределила видение проблемы автором, кстати, являющейся ученицей одного из отцов-основателей советологии Р. Пайпса. Хорошо разбираясь в социально-культурной антропологии советского еврейства, Левин, вместе с тем, слабо ориентировалась в отношениях, которые складывались в «коридорах» кремлевской власти. Скажем, полностью доверяя свидетельству польско-еврейского общественного деятеля Гирша Смо-ляра, Левин включила в свою книгу исторически нереальный эпизод: когда на одном из совещаний с региональными партийными секретарями Сталин якобы заявил, что «еврейские кадры не оправдали воз

ложенного на них доверия», руководитель одной из областей, встав, прокричал на весь зал: «Бей жидов - спасай Россию!»³⁶. В общем, там, где речь заходит о «еврейской политике» Сталина, работа Левин - кстати, хорошо фундированная и в целом научно состоятельная и ценная - оставляет желать лучшего.

В современной американской историографии особый интерес вызывают труды, подготовленные в стилистике историко-культуроло-гического проекта «новая империология», основанного на методологии структурно-типологической компаративистики. Непосредственное отношение к проблематике данного исследования имеют работы специалиста по «новой имперской истории» Д. Шнеера, который сформулировал важный, как представляется, вывод о том, что, если в 1920-е гг. советское государство преимущественно поддерживало и укрепляло этнический партикуляризм, то в 1930-е положение существенным образом изменилось, и в национальной политике стал доминировать имперский универсализм³⁷.

Эти и другие проводившиеся в США исследования в области истории российского и советского еврейства³⁸, примечательны не только сами по себе, но и любопытны еще и потому, что оказали существенное влияние на исследования, проводившиеся в Израиле, чьи ученые в большинстве своем имели тесные научные связи с американскими коллегами. По сути, в Израиле в 1950-е гг. сформировался своего рода региональный центр советологии, специализировавшийся на историко-политологическом изучении СССР сквозь призму «еврейского вопроса». Ведущей структурой, направлявшей соответствующий исследовательский процесс, был созданный в начале 1960-х годов Центр документации восточноевропейского еврейства (ЦДВЕ) при Иерусалимском университете³⁹. Наибольший вклад в разработку проблематики политической истории советского еврейства внесло поколение израильских ученых, чей возраст к началу 1960-х гг. не превышал 30 лет. Научные труды таких специалистов из этой плеяды, как М. Альтшулер, Я. Рои, Б. Пинкус и Ш. Редлих, отличались большим историзмом и объективностью, а также меньшей политизированностью⁴⁰ в сравнении с работами их старших коллег и учителей (Ш. Эттингер⁴¹ и др.), считавших себя в первую очередь призванными исполнять социальный заказ государства. Научная деятельность израильских историков-«шес-тидесятников» способствовала деидеологизации и эмансипации исторической науки в Израиле. Правда, следуя своеобразному «историческому национализму» (искусственное вычленение прошлого еврейства из общеисторического контекста) и будучи, к тому же,

ограничены в исследовательском плане недоступностью советских архивов, они не смогли полностью преодолеть инерцию старых идеологизированных подходов и представлений.

В этой связи наиболее показательной является книга Б. Пинкуса «Евреи Советского Союза. История национального меньшинства». Это исследование грешит определенной прямолинейностью, схематизмом и некоторой искусственной драматизацией исторического процесса, что проявилось, в частности, в «контрастных» характеристиках основных этапов истории советского еврейства: первый этап (1917-1939 гг.) определяется как «время созидания» («The Years of Construction»), тогда как последующий (1939-1953 гг.) - как «время разрушения» («The Years of Destruction*). И хотя в целом такое маркирование этапов истории советского еврейства исторически адекватно, применительно к отдельным составляющим развития оно чревато аберрациями, чему к тому же способствовала концептуально несостоятельная попытка уподобить нацистский антисемитизм сталинской «еврейской политике». Это рельефно проявилось в эмоциональной дефиниции последней как «физического и духовного Холокоста» («physical and spiritual holocaust»). Грешит некоторой аффектацией и оценка фактора советской низовой юдофобии («народного антисемитизма»), которая якобы в военные и послевоенные годы приняла «масштабы, неведомые даже в царской России»⁴². На самом деле, все обстояло далеко не так однозначно. Антисемитская «самодеятельность» снизу, особенно приобретала массовый характер, жестко подавлялась сверху, хотя в сложной обстановке военного и послевоенного времени предотвратить отдельные инциденты подобного рода не всегда представлялось возможным. Тем не менее, ничего похожего на еврейские погромы в царской России или послевоенной Польше в СССР не было. Вместо развернутого и всестороннего анализа советского властного антисемитизма Пинкус свел это сложное системное явление, в основном, к «антисемитским настроениям» кремлевских лидеров, прежде всего Сталина, чья «нелюбовь» к евреям трактуется как психопатология, развивавшаяся в соответствии с трехстадийной клинической схемой, предложенной психоаналитиком Р. Левенштайном - подозрительность - страх, ненависть, презрение - паранойя⁴³. Однако, несмотря на то, что результаты, полученные Пинкусом в ходе анализа антисемитских проявлений в СССР, далеко не точны и тем более не исчерпывающи, он, быть может, первым провел детальное исследование антикосмополитической пропагандисткой кампании рубежа 1940-1950 гг., досконально изучив материалы 56 советских центральных и местных

периодических изданий. Ему принадлежит и представляющийся резонным вывод о том, что сила и размах борьбы с «безродными космополитами» зависели не столько от величины «еврейской прослойки» в населении того или иного региона, сколько от степени «антисемитизации» сознания местного населения⁴⁴. Верно и суждение о том, что одним из движителей кампании была борьба за власть в сталинском окружении⁴⁵.

Не всегда корректные суждения израильских, как впрочем, и других западных ученых, обусловливались в значительной мере тем, что архивы советского режима вплоть до начала 1990-х гг. оставались засекреченными. Поэтому им приходилось доверять не всегда правдивым (как отмечалось) устным свидетельствам перебежчиков или принимать на веру то, о чем писали обличавшие сталинизм советские диссиденты, чьи труды также содержали аберрации⁴⁶. Кроме того, в годы холодной войны советская история трактовалась на Западе преимущественно в политизированных рамках «тоталитарной теории», которая больше настраивала на диктовавшееся актуальной политикой механическое уподобление сталинизма нацизму, чем на феноменологический объективный анализ этих достаточно отличных друг от друга явлений.

К сожалению, эти моменты, полностью не преодолены и к настоящему времени, когда, казалось бы, СССР давно уже канул в Лету, а архивы сталинского режима более пятнадцати лет как доступны для исследователей. Скажем, ученые Тель-Авивского университета Л. Беленькая и Б. Зингер, выпустившие не так давно вроде бы основательно фундированную книгу по истории еврейского национального движения в СССР с эмоциональным заголовком «Наперекор»⁴⁷ (использовали обширную фактографию из архивов России, Украины, Белоруссии, Израиля), повторяя старую легенду, безосновательно утверждают, что Сталин готовил в 1953 г. массовую депортацию евреев. Ими были допущены и другие искажения исторической правды, и в итоге - весьма критические, но, думается, справедливые отзывы рецензентов⁴⁸.

И все же можно с осторожным оптимизмом отметить, что в последние годы и в США, и в Израиле появилось немало научных статей и книг, отмеченных уважительным отношением к советской истории, не засоренных пропагандистскими штампами времен холодной войны (работы М. Мицеля и А. Зельцера⁴⁹). В Иерусалимском университете с 2003 г. издается научный альманах «Jews in Russia and Eastern Europe»⁵⁰, привлекающий внимание специалистов интересными публикациями⁵¹.

12 3 4 5 ...40 следующая →

Смотреть полностью

Скачать документ

Главная > Книга

Уполномоченный по правам человека в российской федерации российской федерации фонд первого президента россии издательство

Похожие документы:

Уполномоченный по правам человека в российской федерации российской федерации фонд первого президента россии издательство

Уполномоченный по правам человека в российской федерации российской федерации фонд « президентский центр »

Уполномоченный по правам человека в российской федерации российской федерации фонд « президентский центр » (1)

Уполномоченный по правам человека в российской федерации российской федерации фонд « президентский центр » (2)